Обезьяна или Бог

На наш взгляд, причина лежит далеко за пределами науки, тем более что Дарвин был, прежде всего, очень увлекающимся и впечатлительным человеком, а уже затем – учёным. Еще в молодости его воображение поразили идеи Ж.-Б. Ламарка, К. Мальтуса и других материалистов. Тогда же в общественном сознании Англии появилась и начала бурно развиваться расовая теория, представлявшая англо-саксонскую цивилизацию наивысшей формой развития человеческого общества, а англичан – наивысшим результатом развития homo sapiens. Утверждать подобное без каких-либо доказательств даже в то время было невозможно. Проще и эффективнее всего было заявить о своей богоизбранности, но это уже было сделано евреями, к тому же говорить серьезно о какой-то (особенно христианской) религиозности англичан того времени было невозможно.

На Западе религию уже давно перестраивали, точнее – подстраивали под потребности людей, превращая ее в один из социальных институтов. В результате к началу XIX века она перестала определять мировоззрение европейцев, формировать их аксиологическое и моральное сознание – этим стала заниматься наука. Она взяла от религии веру в свою непогрешимость и всемогущество, выстроила иерархию жрецов (ученых), придумала обряды (методологию), разработала догматическую систему (постулаты и принципы познания) и т.д. и т.п. Но если религия указывала путь к Богу и вела к Нему, то западная наука ничего не указывала и никуда не вела, в просто обслуживала эгоистические и гедонистические потребности людей, ориентируясь на сиюминутные прагматические цели и реальную, ощутимую выгоду. Одной из таких целей и было желание во что бы то ни стало доказать себе и всему миру свою исключительность и превосходство. Для этого создатели новой науки воспользовалась сугубо религиозной «технологией»: заявили, что мир состоит только из материи, которая была, есть и будет всегда; что материя имеет свою причину сама в себе, ниоткуда не возникает и никуда не исчезает, а только меняет свои формы. Однажды случайно, безо всякой причины, сама собой из неживой природы появилась живая. Она так же – без причины и сама собой изменялась до тех пор, пока не появилась обезьяна, которая зачем-то стала человеком. Причем, та обезьяна, от которой произошли англичане, по своей природе и породе была лучше всех остальных обезьян.

Поскольку ни одну из этих фантазий нельзя было доказать, то в них предлагалось просто верить. И эта вера оказалась очень привлекательной, потому что отвечала наличному духовному состоянию людей и их желаниям. Во-первых, она освобождала от необходимости постоянного упорного духовного труда, к которому призывало христианство: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Во-вторых, перекладывала ответственность за интеллектуальное, нравственное и эстетическое состояние человека на некие «законы природы»: «не мы такие – жизнь такая», «так природа захотела, почему – не наше дело» и т.д. В-третьих, отрицала бессмертие человека и тем освобождала его от страха перед будущим воздаянием за преступления, совершённые в земной жизни. И, наконец, главное – наука провозглашала человека не просто венцом творения (так говорила и религия), а творцом и владыкой мира, то есть богом.

Эта вера вот уже более двенадцати веков является основной религией англосаксонского человечества. Она объявляет все остальные народы в большей или меньшей степени низшими и предлагает им признать этот факт или погибнуть. В истории Европы это привело к многочисленным и многолетним войнам, в ходе которых та или другая часть «прогрессивного» человечества пыталась доказать другим его частям, что ее обезьяна была лучше всех остальных. Истощив свои ресурсы в бесконечных войнах, европейцы отправились грабить Америку, Африку и Азию, цинично-наивно заявляя, что в этом-то и заключается их естественное призвание.

Главная причина происшедшего – гордыня. Характерная особенность этой страсти состоит в том, что она искажает взгляд человека на мир и порождает не адекватное объективной реальности чувство превосходства. В Европе оно впервые проявилось в античном высокомерии, искренней и наивной уверенности в том, что за пределами ойкумены живут какие-то существа, лишь внешне похожие на людей. Возникнув задолго до христианства, это чувство тлело под покровом религиозного благочестия, постепенно «прожигая» его в разных местах, пока, наконец, в 1054 году не вырвалось наружу после того, как Восточная Церковь (Византия) отказалась подчиниться римскому первосвященнику в административно-церковном отношении.

С этого момента ничем не сдерживаемая гордыня Рима начала приобретать всё более чудовищные формы. Одной из них стал четвертый крестовый поход (1204 г.), в ходе которого крестоносцы, руководимые католическим духовенством, всей своей мощью обрушились на Константинополь, не ожидавший удара с тыла – от «братьев по вере». Они осквернили православные храмы, разграбили и сожгли город, убив всех, кто не смог спрятаться. О причине происшедшего много позже сказал архиепископ Парижский Мари Сибур, вдохновитель Крымской войны 1853-1856 годов: «Война, в которую вступила Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная. Это не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина, угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь <…> укротить, сокрушить ее. Такова признанная цель этого нового крестового похода, и такова же была скрытая цель и всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом».

Парадоксально, но античная гордыня была намного ближе к христианскому пониманию сущности человека, чем западноевропейский гуманизм – законнорожденное дитя католицизма. Провозглашая человека высшей ценностью (Протагор), греки не отрицали богов, а жили рядом с ними, общались, враждовали, влюблялись и даже рожали детей. Эллину и в страшном сне не привиделось бы, что он произошел от обезьяны, а в Новое время об этом было заявлено громко и гордо.

Главная причина – богоотступничество. В основной массе люди всё дальше и дальше уходят от Бога («…широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими…» (Мф. 7:13-14)), потому что научились жить без Него, придумав свои «заповеди», отражающие падшую, разрушенную грехом природу человека: «на мой век хватит, а после меня – хоть потоп», «человек человеку – волк», «трудом праведным не наживешь палат каменных», «не делай добра – зла не будет» и т.д. Людям казалось, что в эмансипации от Бога и заключается наивысший прогресс человечества, но на самом деле они просто забыли, что происходит с ними, уже не раз происходило на земле. Достигнув довольства, сытости и комфорта, люди забывали о Боге или пытались «отменить» Его за ненадобностью: «…отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих! Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему?» (Иов 21:14-15) Они забыли, как их прародители один раз уже попытались стать «как боги» (Быт. 3:5), и это обернулось для них и всех последующих поколений большой бедой. Но Бог никогда не ограничивает свободу людей и не заставляет их любить Себя, потому что знает, чем закончится их бунт – заблудившееся человечество опять растеряет свое богатство и опять обратится к Нему. Поэтому Он смиренно и кротко ждет: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20).

Пока человек с Богом, его могущество ограничивается только его верой. Но в какой-то момент человек привыкает – и к Богу, и к своей вере и забывает слова апостола: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте» (2 Кор. 13:5). Человек привыкает исполнять обряд, забывая о его назначении – придавать форму чему-то важному, сущностному и таинственному. Смысл религиозного обряда – принесение жертвы Богу. Чем более велика эта жертва – тем больше любовь человека к Богу и тем сильнее его вера.

Жертва соединяет любящего и любимого, создавая между ними особую духовную связь, сила и прочность которой определяется ценностью жертвы для самого жертвователя и чистотой, бескорыстностью его помыслов. В жертве нет места эгоизму и гордыне, а если они появляются, то жертва немедленно превращается в «партнёрские» отношения: «я тебе, а ты за это – мне». Жертва лишается своего значения и тогда, когда человек относится к ней только как к необходимости, предписанной традицией, не понимает ее смысла и не чувствует потребности в соединении с тем, кому он приносит жертву. Нередко в этом случае возникает искус отдать не самое дорогое, а нечто ненужное: «На Тебе, Боже, что нам не гоже!».

Это и произошло с Каином, который принёс Богу установленную обычаем жертву. И Бог, естественно, понял это. Он не обиделся, потому что никакой человеческий поступок не может изменить Его сущность, которая «есть любовь» (1 Ин. 4:8). Он просто не принял жертву Каина. И жизнь продолжилась своим чередом: Авель пас стада, а Каин возделывал землю. Но он понял, почему Бог не принял его жертву, и знал, что теперь нужно сделать: признать свою вину (раскаяться) и впредь никогда так не делать (покаяться). Но тогда пришлось бы изменить всю свою жизнь – удобную, приятную и комфортную и принести Богу новую жертву, отдав Ему самое дорогое. А Каину этого очень не хотелось, и потому он продолжал жить по-прежнему, хотя совершённый грех жёг его сердце, с каждым днем причиняя всё больше и больше страдания. Оно увеличивалось еще и потому, что Каину приходилось жить рядом с людьми, сохранившими верность Богу. Каждый день он видел перед собой Авеля, который, зная о происшедшем, ни словом не упрекнул брата и лишь кротко скорбел о нём. Само ежедневное присутствие рядом с собой смиренного праведника скоро стало невыносимо, и тогда Каин убедил себя, что страдает именно из-за брата, и что если бы его не было, то не было бы и страдания. И убил брата, и сразу же совершил новое преступление, опять отказавшись от покаяния, когда на вопрос Бога об Авеле ответил: «Разве я сторож брату моему?» (Быт. 4:9).

С тех пор цивилизация каинитов разделилась на тех немногих, кто искренно любит Бога и живёт по Его воле и тех, кто, полагаясь исключительно на себя, пытается выстраивать с Ним договорные отношения. Пропасть между человеком и Богом постоянно расширяется, и хотя люди научились жить без Бога, память о совершённом преступлении живёт в их сердцах и является источником страдания, от которого они пытаются избавиться, придумав разнообразные способы насыщения своих естественных и неестественных потребностей. Но это не дало им ни спокойствия, ни удовлетворения, скорее наоборот – неясное, иррациональное чувство тревоги, «духовный голод», «тоска по чему-то утраченному» (Достоевский) терзают их сердце и заставляют страдать всё больше и больше.

Рядом с собой на протяжении столетий они видят странный народ, для которого все достижения цивилизации не имеют особого значения – он может ими пользоваться, а может легко обойтись и без них. В какой-то момент они догадались, что у этого народа есть нечто, что выше всех земных благ и «прогрессов» – исконная, первоначальная вера во Христа Спасителя и Его Пречистую Матерь. Они вспомнили, что когда-то тоже владели этим сокровищем, а затем растеряли его, поддавшись на диаволовы искушения (Мф. 4:3-10) и свернув с пути, указанного Христом.

Христианские богословы называли дьявола «обезьяной Бога» – в том смысле, что он подражает Ему так же, как обезьяна – человеку. Это сравнение возникло задолго до гипотезы Дарвина, но странным образом раскрыло ее сокровенный смысл. Тварь не может быть выше творца, поэтому дьявол никогда не может стать Богом. В отличие от него человек может стать подобным ему, если пойдёт за Христом, сказавшим: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6). Но если человек отвращается от Бога и не хочет становиться подобным Ему, он неизбежно обращается к дьяволу, потому что в духовном мире нет «серой зоны», а есть только Свет и тьма. Но если дьявол уподобился обезьяне, сам не зная того, то современный человек делает это вполне добровольно и сознательно, не понимая при этом, что опускает себя ниже дьявола, становясь его слугой. Достоевский гениально сказал об этом словами Великого инквизитора, обращёнными к тому, кого он принял за Христа: «И я ли скрою от тебя тайну нашу? Может быть ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: Мы не с тобой, а с ним, вот наша тайна! Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже восемь веков». Напомним, что события в главе происходят в XVI веке.

Память о совершённом предательстве стала источником нескончаемого страдания, и тогда Запад пошел путём Каина – попытался уничтожить Россию, сохранившую верность Христу. Век за веком он насылал на нее полчища «своих озлобленных сынов» (Пушкин), дважды захватывал ее столицу, а однажды даже посадил в ней своего царя. Но Запад никогда не понимал и не поймёт, что Россия – не географическое, экономическое или политическое, а прежде всего духовное явление, а потому ее нельзя уничтожить, физически захватив столицу или даже всю территорию, как это было сделано в 1917 году.

Не стои́т земля без праведников, и пока русские люди сохраняют верность Богу, Россия будет стоять неколебимо. Но нужно постоянно помнить грозное библейское предупреждение о том, что и у праведности есть мера: Авраам не нашёл в Содоме и Гоморре и десяти праведников (Быт. 18:32), и теперь эти города покоятся на дне Мёртвого моря. Такая же судьба ждет и Россию, если мы допустим ослабление, а тем более – разрушение нашей веры. И не надо перекладывать свою вину на кого-то другого: США, масонов, тайное мировое правительство, инопланетян и т.д. Наши враги не сильнее, чем прежде, это мы становимся слабее, когда забываем, что христианин – это не тот, кто ходит на богослужения, ставит свечки и подает записки, а тот, кто живёт по воле Христа, открытой в Его заповедях. А для этого ничего особого делать не надо, надо только возлюбить Бога и ближнего своего – всё остальное сделает Господь.

Олег Иванович Сыромятников, профессор Пермского государственного университета, кандидат филологических наук.