Слово в неделю Крестопоклонную
Жизнь человеческая удручена всевозможными бедствиями, и нет такой личности, которая могла бы сказать о себе, что она вполне удовлетворена и счастлива.
Есть положения, которые на внешний взгляд кажутся удовлетворяющими всем условиям для того, чтобы быть счастливыми, и люди стремятся к ним с непреклонною настойчивостью, ведут между собой ожесточенную борьбу из-за них, совершают часто тяжкие преступления или попирают справедливость и чувствуют полное удовлетворение, когда, наконец, достигают своей заветной цели. Другие им завидуют, считают счастливцами и, в свою очередь, стремятся к тому же; а между тем сами «счастливцы» скоро убеждаются, что — увы — и это положение, достигнуть которого им стоило столько усилий и борьбы, не обезпечивает счастья: после первого приступа чувств самоудовлетворения неизбежно наступает разочарование, и то счастье, которого они уже думали достигнуть вполне, исчезло, как призрак, и обманчивым огоньком светит уже дальше, чтобы исчезнуть и опять, когда люди попытаются найти его там.
Этот опыт повторяли миллионы людей во все времена, и счастливейшие из них в конце концов приходили к тому грустному сознанию, что полного счастья (в его обыденном смысле) нет на земле и что в действительности всё есть лишь «суета и томление духа».
Опыт, по-видимому, достаточный для того, чтобы люди, наконец, поняли обманчивость своих стремлений, не увлекались призраком земного счастья и смотрели бы на жизнь не как на поприще удовольствий, а как на подвиг, назначенный лишь служить средством для достижения цели, которая лежит уже за пределами земли. Но чувственная сторона в нашей испорченной природе постоянно берет перевес над духовной, и урок, преподаваемый целыми веками и тысячелетиями, оставляется без внимания. В древнем, дохристианском мiре только величайшие мыслители приходили, наконец, к убеждению в обманчивости земного счастья, и, так как они не имели достаточной духовной прозорливости для того, чтобы определить истинный смысл счастья как осуществления назначения человека на земле, то им оставалось одно — проповедовать самый мрачный пессимизм и в отчаянии отрицать самую жизнь, как это и делали, например, Сенека, Плиний и другие, видевшие единственное счастье жизни в способности самих людей прекращать ее в любой момент.
От этого мрачного отчаяния избавил человечество Спаситель Христос. Придя на землю, чтобы основать Царство Божие как воплощение высших благ жизни, Он вместе с тем разсеял мглу человеческого заблуждения относительно смысла земной жизни и преподал ясное поучение, что земная жизнь неразлучна с тягостями и страданиями, что при нашей испорченной натуре они даже необходимы для нас как средства духовного воспитания и, чтобы избавиться от причиняемой ими бедственности, нужно не избегать их (что невозможно), а, напротив, нужно самим идти к ним навстречу и встречать их как нечто неизбежное и спасительное. Это поучение предлагает и нам Святая Церковь в своем евангельском чтении за литургией в третье воскресенье Великого поста (Мк. VIII,34 — XI,1).
Укорив апостола Петра за то, что и он, подобно его современникам, несмотря на долгое пребывание с Учителем, не постиг сущности Его учения и ждал от основываемого Им Царства благ земных, увлекаясь в этом отношении отчасти чувственными надеждами на Мессию как завоевателя и земного царя, Спаситель Христос подозвал к Себе учеников и народ, чтобы прямо объяснить им сущность Своего Царства. «Кто хочет идти за Мной, — говорил Он, — отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мной».
Являлось много и других учителей и вождей, которые также призывали народ следовать за собой, обещая ему открыть тайну счастья в жизни: одни обещали ему свободу, другие — непрерывное наслаждение, третьи — богатство или даже подчинение всего мiра, и народ увлекался ими, пока не убеждался, что все это мечта и обман. Эпикур обещал осчастливить человечество, указав смысл жизни в удовольствии, — но этим только предоставил полную разнузданность страстям, которые не преминули привести к пресыщению и к отвращению от самой жизни. Александр Великий подчинил себе все народы востока и обещал водворить мир и благоденствие на земле; но основанная им всемiрная монархия не только не водворила мира и благоденствия на земле, а послужила, напротив, поводом к страшным междоусобицам и бедствиям.
Никакими подобными надеждами и мечтами не должен обольщаться тот, кто хочет следовать за Христом. Он должен «отвергнуться себя», то есть отрешиться от всего, что может льстить его самолюбию или его чувственности, и, не ожидая никаких земных благ, быть готовым взять на себя крест свой и с этой тяжкой ношей следовать за Ним.
Каждому из нас неизбежно предлежит свой крест в жизни; но мы не хотим взять его на себя, стараемся всячески избегнуть его и горько плачемся, когда сама судьба взваливает его на наши плечи.
Мы не должны дожидаться этого; напротив, мы сами должны взять его на себя и, как неизбежную участь земной жизни, нести его, пока не достигнем цели своего стремления. Подобно тому, как на службе земному царю тот из воинов, который, с готовностью и из сознания своего долга принимая на себя все тягости военной службы, сносит эти тягости с гораздо большей легкостью, чем тот, кто старался избегнуть их и насильственно привлечен к отбыванию повинности, так и на служении Христу всякий с готовностью и самоотвержением взявший свой крест пронесет его через всё поприще жизни, не почувствовав его страшной тягости.
В этом именно заключается глубочайшая философия христианского воззрения на жизнь. Земная жизнь со всевозможными ее превратностями и бедствиями есть именно повинность, которую мы должны отбывать на служении Господу Христу. Если мы будем отбывать ее с полной готовностью и самоотвержением и, не обольщая себя ложными мечтами о возможности избегнуть ее, будем смотреть на нее как на свой непременный долг, исполнение которого только и может привести нас к высшему благу, то мы, всецело устремляя свои мысли к этому благу как цели нашего стремления, бодро пронесем свой крест земной, даже не почувствовав его особенной тяжести. И напротив, если мы, упуская высшую цель, будем всецело устремлять свои взоры на предлежащий нам крест, стараясь как-нибудь избегнуть его или по возможности облегчить его тяжесть, то он будет давить нас преувеличенной тяжестью, под которой мы будем лишь в изнеможении и отчаянии стонать и плакаться на судьбу. Этим именно и объясняется тот общеизвестный факт, что люди мiра сего, постигнутые неожиданным бедствием, впадают в полное отчаяние, а между тем истинные исповедники Христа не только не приходят в отчаяние, а напротив, радуются, что им дана часть в несении креста Христова, и потому, например, христианские исповедники, заключенные в мрачные темницы после вынесенных страшных мучений, оглашали их стены радостными песнопениями, разливавшими мир и сладость даже в душе жестоких мучителей. То, что для человека, преданного земле, могло быть только источником глубокой бедственности, для человека, преданного Христу, становится источником несказанной радости, того истинного и глубокого счастья, которого так тщетно ищут на земле.
Отсюда становится понятным и дальнейшее поучение Христово. «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее». Оно относится к тем, которые, выше всего ценя земную жизнь, все свои стремления направляют к тому, чтобы обставить ее возможно лучше, исчерпать всю сумму тех удовольствий и радостей, которые может дать земля, и, держась принципа, что земная жизнь не повторяется, что сегодня мы живы, а завтра можем обратиться в бездыханный труп, спешат вполне воспользоваться возможными для них наслаждениями до пренебрежения всеми высшими требованиями долга.
Но этим они в действительности не сберегают свою душу, а губят ее. Земная жизнь коротка, есть лишь один переходный момент в области бытия — момент, за которым последует вечность. И поэтому всецело сосредоточиваться на этом моменте до забвения о вечности значит погрешать против самого простого расчета — менять вечность на краткий момент с его призрачным счастьем.
Напротив, кто, на обыденный взгляд, «потеряет душу свою», то есть не будет стремиться к призрачному земному счастью, не будет гоняться за удовлетворением только животной стороны своей природы, тот действительно «сбережет ее»: потерпев лишения в течение короткого периода земной жизни, он достигнет вечного блаженства в жизни безконечной.
Это наставление особенно применимо к нашему времени, когда теоретический, а еще более практический материализм обуял людей до того, что они часто совершенно забывают о душе, всецело заботясь о теле. Вся так называемая новейшая культура с ее часто великими открытиями и завоеваниями в области природы направляется к удовлетворению именно потребностей тела, которое упитывается на счет души. А между тем тело — лишь временная оболочка, которая дана нам только на определенное время, скоро изнашивается и сбрасывается, как ненужная более вещь; душа же остается жить вечно, а о ней-то человек и забывает в наше время. При всем изобилии чувственных благ душа голодает и томится, напрасно ища себе удовлетворения. И тут именно во всей силе сказывается великая истина, заключающаяся в словах: «ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мiр, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» Раз будет погублена душа, эта драгоценнейшая часть человеческого существа, то целого мiра сокровищ недостаточно для того, чтобы искупить ее. Недаром для искупления человека от первородного греха и проклятия понадобилась безконечная жертва Самого Сына Божия.
Но как тогда, так и теперь находится много таких людей, которые не только не хотят принять истины этого спасительного учения, но даже не ценят и принесенной за их искупление безконечной жертвы. Они настолько преданы мiру и похотям его, что подобное учение склонны считать мечтательством и химерой. Они с радостью последовали бы за Мессией, который явился бы в образе великого завоевателя, покорил бы весь мiр и собрал бы со всех концов земли наилучшие сокровища для обогащения каждого из своих последователей. А этот галилейский Учитель, который Сам не имеет, где главы приклонить, и странствует повсюду, как отвергнутый всеми, особенно учеными законниками и книжниками, — может ли Он разсчитывать на привлечение к себе приличных последователей? Его учением могут увлекаться разве только те бездомные, заброшенные, обездоленные люди, по большей части мытари и грешники, которым нечего терять в жизни и которые готовы предаваться всякому мечтательству и всяким фантастическим учениям. «Приличным» людям остается только стыдиться и избегать общества такого Учителя.
И действительно, как в древности, при земной жизни Спасителя Христа, так и теперь многие стыдятся исповедывать веру в Него и в Его учение. Тогда оно провозглашалось слишком странным и чудовищным, а теперь провозглашается уже совсем устарелым и непрактичным. Чтобы серьезно заниматься им, а тем более следовать ему, Никодим, не имевший мужества открыто следовать Иисусу Христу и только под покровом ночи приходивший побеседовать с Ним о тайнах Царства Божия, был лишь одним из многих, которые «стыдились» Сына Человеческого, особенно когда видели, что Он имел общение с мытарями и грешниками. В кружках новейших книжников и фарисеев также признавать себя открыто последователем Христа и Его Церкви — значит навлекать на себя всевозможные издевательства, и потому многие также «стыдятся» Сына Человеческого. Но пусть эти малодушные, стыдящиеся исповедать свою веру во Христа, а не боящиеся погубить свою душу в суете мiрской, помнят, что в своем праведном гневе сказал о них Сын Божий: «Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет во славе Отца Своего со святыми Ангелами». Тогда, конечно, возвратится мужество и к малодушным, но они услышат роковой ответ: «Не знаю вас!» — и они уже не будут в числе тех верных рабов, которым произнесена будет великая похвала и награда: «Добрые рабы! Войдите в радость Господина вашего».
Не будем же забывать этого великого урока, некогда преподанного Господом Иисусом Христом и теперь повторяемого Его Святой Церковью. Центр тяжести человеческой жизни не в теле, а в душе, не в этом, а в будущем мiре. Будем же больше заботиться о душе, а не о теле, бодро возьмем каждый свой жизненный крест и последуем за Сыном Человеческим, веруя Его слову, что «претерпевший до конца спасется». И это самоотверженное несение креста жизни не только обезпечит нам спасение души для вечности, но и сделает нас достойными участниками того великого обетования, которое торжественно дал Иисус Христос Своим ученикам: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе».
Как уже первым последователям Христа, самоотверженно взявшим крест свой и следовавшим за Ним, неоднократно давалось еще при жизни видеть славу Царства Божия, так то же самое дано в удел и всем самоотверженным последователям Его до настоящего времени. Из истории великих подвижников Божиих известно, как они за свои самоотверженные подвиги действительно, уже при жизни видели Царствие Божие отверстым и предвкушали его неизреченное блаженство. То же самое обетовано и всем нам, и для тех, кто удостаивается его исполнения над собой, таким образом чудесно разрешается великая загадка жизни: тот самый крест, от несения которого человек мiра сего бежит, как от величайшего бедствия, приводит в действительности даже еще и в настоящей жизни к тому блаженству, или истинному счастью, которого напрасно добиваются и ищут люди, не берущие на себя креста. Воистину, крест становится не только источником нашего вечного блаженства, но и орудием истинного счастья и удовлетворения еще здесь, на земле.
Протоиерей Иоанн Толмачёв (†1897), придворный сакелларий Императорского Зимнего Дворца
По книге:
Протоиерей Иоанн Толмачёв. «Православное собеседовательное богословие, или Практическая гомилетика» в 4-х тт., т. 1, с. 271-277. СПб., 1899. Репр. изд. СПб., 2000 г.
1) Выражение душу свою равносильно «жизнь свою», причем, по свойству греческого языка, душа как центр жизненной силы, принимается за выражение всей жизни.