В начале сентября двое мобилизованных из Донбасса оказались одни в окружении украинских войск — без связи, воды, еды и даже компаса. Их считали пропавшими без вести, но дома надеялись на чудо.
«Там нет времени раскисать»
«Бежим по полю. Вдруг видим — впереди пост. Упали ничком. Так и пролежали 11 часов — в нескольких десятках метров стоял украинский БТР. Дождались темноты, отползли обратно в зеленку. Думаем, как выбираться, куда идти. С собой телефон и рация, но связи уже не было. Адреналин шарашит очень сильно. Однако там нет времени раскисать или паниковать, чуть теряешь контроль — и все. У тебя вилка возможностей, и важно не ошибиться».
Александру Шемякову тридцать три года. Он из Луганска. Работал учителем музыки, последние шесть лет преподавал детям. Был артистом в ансамбле МВД. Вместе с женой Ириной играл в народном театре.
Самое страшное оружие, которое держал в руках, — рогатка в детстве. Говорит, что в 2014-м, когда украинские войска начали обстреливать Донбасс, у него были мысли пойти добровольцем. «Но решили с Ирой, что принесем больше пользы дома — на пункте гуманитарной помощи».
С тех пор как Луганская область стала независимой республикой, у них родились двое детей.
Автобус на войну
На призывной пункт его забрали прямо с автобусной остановки — всеобщая мобилизация. Это было в начале марта.
Перед отправкой на фронт обучить толком не успели. «На полосе препятствий минимально позанимались. Командир нашей роты провел инструктаж. Некоторым показали, как пользоваться РГП. Все на элементарном уровне. Очень многие, как и я, не служили в армии, не имели никакого военного опыта».
Оснащение первое время тоже было плохим. «Выдали автомат. И трагикомичные железные советские каски. Жилеты — далеко не у всех. Уже потом командиры как-то их доставали. А наших снайперов, например, вооружили винтовками Мосина 1939 года».
И с питанием было туго. Но потом наладилось. Да и посылки из дома с сигаретами и продуктами помогли.
Его полк отправили под Балаклею, в район завода, где были сильные обстрелы. Затем дежурили на блокпосту Изюм — Харьков, досматривали машины местных. Позже перебросили в Волохов Яр, а затем и на передовую — в Волчий Яр.
Александр стал связистом и большую часть времени находился не на позициях. «Мне еще в Луганске командир выдал 159-ю рацию — что было. Потом уже появилась современная «Моторола».
«Рискнули, чудом выбрались»
Он дежурил четыре месяца подряд круглосуточно. Вплоть до сентября, когда началось наступление ВСУ.
«Линия обороны была не сплошной. Российских военных — все меньше. В итоге остались почти только одни мобики — так нас тут называют. И немного артиллерии. Шестого числа с той стороны пошли обстрелы — наводились с беспилотников. Висели прямо над головами. Во двор нашего домика со связью прилетел снаряд. Потом на нас двинулась тяжелая техника противника. Приказали отходить — это спасло. Сопротивляться армаде танков невозможно. Их штук 30 было, не меньше. Куда с автоматами против них».
Велели занять оборону в Красном Яре. Но многие потерялись. За кем-то приходилось возвращаться, кто-то запутался в проселочных дорогах.
«Наша группа была на элеваторе. По рации сообщили, что сбоку подъезжает вражеский танк. Я и еще один человек — Сергей — спустились в подвал. Через несколько минут совсем рядом начали работать украинские БТР — не высунешься. Нашли другой выход из подземелья, но там — танк. Мы понимали, что скоро приступят к зачистке. Рискнули, чудом выбрались оттуда ползком, улучив момент.
Видимо, продолжает Александр, пока сидели в подвале, часть сослуживцев вывезли на КамАЗах, другие отходили пешком.
«Очевидно, приказали отступать дальше. Но мы не знали — рация в подвале не ловила. Командира не упрекаем. Он сделал, что смог. Это лучше, чем пытаться забрать всех, но не спасти никого. Так мы с Сергеем остались только вдвоем. Ему 44 года, он шахтер».
«В такие моменты узнаешь себя»
Один в поле не воин — решили идти в сторону дома. Впрочем, иногда приходилось и ползти, чтобы не заметили. Передвигались только по ночам. Первые дни ориентировались по солнцу и звездам.
Спали в лесу, мерзли — разводить костер было опасно. Рискнули, только когда отошли подальше. «Разожгли под стволом облепихи, в яме. Огонь был как бог».
Питались подножным кормом: боярышником, пшеницей, сырыми грибами.
«Опята, маслята. Однажды грузди огромные нашли — такие впервые увидели и пир устроили. Думали, отравимся, но ничего. А еще терн нас спасал — он очень вкусный и жажду утоляет. Как-то раз на свалке сухпайки обнаружили. Мне еще повезло, что Сергей многое умел делать руками. Например, он знал, как обращаться с пчелами. Когда мы наткнулись на пасеку, добыли мед».
Через несколько дней налетели тучи, зарядили ливни. Ориентироваться без карты и компаса стало почти невозможно. Постоянно мокрая одежда, обувь начала рваться.
«Отчаяние, мысли про семью отгоняли. Мы с Сергеем старались друг друга подбадривать. Понимали, что у нас нет выбора — выбираться как-то надо. В такие моменты узнаешь себя, стараешься быть простым и эффективным».
Чем ближе к дому, тем опаснее — сил нет, внимание притуплено. Очередная деревня — и кажется, что уж здесь-то точно свои.
«Обычно мы не заходили в населенные пункты. Многие, насколько я понимаю, по несколько раз переходили под контроль то одной, то другой стороны. И издалека не понять, кто там. В один из последних дней все же заглянули в деревню, чтобы набрать воды. И чуть не напоролись на украинский патруль. Нас дедушка предупредил — местный».
Вела молитва
Через десять дней телефон впервые поймал сигнал. Установили контакт с командованием — поняли, куда идти. Александр отправил сообщение супруге: «Я жив. Нам предстоит сегодня еще довольно опасное предприятие. Молись на камушке».
Камушек — это окаменевший сруб возле часовни Филиппа Луганского. Местные верят, что, если прикоснуться к нему и попросить о чем-то, случаются чудеса.
Изможденные, они еще долго пробирались через болото и камыши. На старой брошенной лодке переправились через Оскол. В Сватово, после 130 километров пути, их забрали свои.
Александр уверен: помогли молитвы.
«Бог вывел. Чтобы в голове не крутить дурных мыслей, читал Отче наш и молитву Архангелу Михаилу. Это очень помогло. И дома за нас молились. Ира с мамой ходили в храм, все родственники, коллеги. Заказывали молитвы даже на Афоне. Я очень благодарен всем».
Где мои друзья — не знаю»
При отступлении без вести пропала примерно половина их взвода.
«Где мои друзья — не знаю. Погибли или до сих пор в окружении. Дома ходили слухи, что все мы дезертиры. Но лично нам в итоге никто претензий не предъявил. Оружие и боекомплект сохранили. Даже сумку с документами принесли, которую мне при отходе вручил командир отделения».
На передовой они — обычные жители Луганской и Донецкой областей — часто встречали «классных ребят».
«Очень качественные подразделения российской армии — все накачанные и отлично вооружены. И среди добровольцев Донбасса много хороших мотивированных мужиков. Но видели, и как вчерашних студентов ставили, например, на противотанковые пушки. Они стреляли на глаз — довольно плохо, насколько я могу судить. А у противника разведка и беспилотники — они точно бьют».
Поэтому с частичной мобилизацией и референдумами о вхождении Донбасса в состав России здесь многие связывают огромные надежды.
«Подкрепления очень ждем — конечно, рады этому. Ведь одни не справимся. Надеемся только, что мобилизованных обучат — не так, как нас. И через медкомиссию проведут, ведь от больных толку мало».
Они и сами подлечатся и тоже вернутся на фронт. Александру и Сергею дали всего неделю отпуска.
