Советы приходящим в храм

Наш адрес

140130, Московская обл., Раменский г.о., д.п.Кратово, ул.Нижегородская, д. 17

тел. (495) 556-10-43,

(925) 654-19-11

Схема проезда

СТИХОТВОРЕНИЯ О ВОЙНЕ

09.05.17

Борис Леонидович Пастернак

Смелость

Безыменные герои

Осажденных городов,

Я вас в сердце сердца скрою,

Ваша доблесть выше слов.

В круглосуточном обстреле,

Слыша смерти перекат,

Вы векам в глаза смотрели

С пригородных баррикад.

Вы ложились на дороге

И у взрытой колеи

Спрашивали о подмоге

И не слышно ль, где свои.

А потом, жуя краюху,

По истерзанным полям

Шли вы, не теряя духа,

К обгорелым флигелям.

Вы брались рукой умелой —

Не для лести и хвалы,

А с холодным знаньем дела —

За ружейные стволы.

И не только жажда мщенья,

Но спокойный глаз стрелка,

Как картонные мишени,

Пробивал врагу бока.

Между тем слепое что-то,

Опьяняя и кружа,

Увлекало вас к пролету

Из глухого блиндажа.

Там в неистовстве наитья

Пела буря с двух сторон.

Ветер вам свистел в прикрытье:

Ты от пуль заворожен.

И тогда, чужие миру,

Не причислены к живым,

Вы являлись к командиру

С предложеньем боевым.

Вам казалось — все пустое!

Лучше, выиграв, уйти,

Чем бесславно сгнить в застое

Или скиснуть взаперти.

Так рождался победитель:

Вас над пропастью голов

Подвиг уносил в обитель

Громовержцев и орлов.

1941

 

Страшная сказка

Всё переменится вокруг.

Отстроится столица.

Детей разбуженных испуг

Вовеки не простится.

Не сможет позабыться страх,

Изборождавший лица.

Сторицей должен будет враг

За это поплатиться.

Запомнится его обстрел.

Сполна зачтется время,

Когда он делал, что хотел,

Как Ирод в Вифлееме.

Настанет новый, лучший век.

Исчезнут очевидцы.

Мученья маленьких калек

Не смогут позабыться.

1941

 

Смерть сапёра

Мы время по часам заметили

И кверху поползли по склону.

Bот и обрыв. Мы без свидетелей

У края вражьей обороны.

Вот там она, и там, и тут она —

Везде, везде, до самой кручи.

Как паутиною опутана

Вся проволкою колючей.

Он наших мыслей не подслушивал

И не заглядывал нам в душу.

Он из конюшни вниз обрушивал

Свой бешеный огонь по Зуше.

Прожекторы, как ножки циркуля,

Лучом вонзались в коновязи.

Прямые поподанья фыркали

Фонтанами земли и грязи.

Но чем обстрел дымил багровее,

Тем равнодушнее к осколкам,

В спокойствии и хладнокровии

Работали мы тихомолком.

Со мною были люди смелые.

Я знал, что в проволочной чаще

Проходы нужные проделаю

Для битвы завтра предстоящей.

Вдруг одного сапера ранило.

Он отползал от вражьих линий,

Привстал, и дух от боли заняло,

И он упал в густой полыни.

Он приходил в себя урывками,

Осматривался на пригорке

И щупал место под нашивками

На почерневшей гимнастерке.

И думал: глупость, оцарапали,

И он отвалит от Казани,

К жене и детям вверх к Сарапулю,

И вновь и вновь терял сознанье.

Все в жизни может быть издержано,

Изведаны все положенья,

Следы любви самоотверженной

Не подлежат уничтоженью.

Хоть землю грыз от боли раненый,

Но стонами не выдал братьев,

Врожденной стойкости крестьянина

И в обмороке не утратив.

Его живым успели вынести.

Час продышал он через силу.

Хотя за речкой почва глинистей,

Там вырыли ему могилу.

Когда, убитые потерею,

К нему сошлись мы на прощанье,

Заговорила артиллерия

В две тысячи своих гортаней.

В часах задвигались колесики.

Проснулись рычаги и шкивы.

К проделанной покойным просеке

Шагнула армия прорыва.

Сраженье хлынуло в пробоину

И выкатилось на равнину,

Как входит море в край застроенный,

С разбега проломив плотину.

Пехота шла вперед маршрутами,

Как их располагал умерший.

Поздней немногими минутами

Противник дрогнул у Завершья.

Он оставлял снарядов штабели,

Котлы дымящегося супа,

Все, что обозные награбили,

Палатки, ящики и трупы.

Потом дорогою завещанной

Прошло с победами все войско.

Края расширившейся трещины

У Криворожья и Пропойска.

Мы оттого теперь у Гомеля,

Что на поляне в полнолунье

Своей души не экономили

B пластунском деле накануне.

Жить и сгорать у всех в обычае,

Но жизнь тогда лишь обессмертишь,

Когда ей к свету и величию

Своею жертвой путь прочертишь.

Декабрь 1943

 

Неоглядность

Непобедимым — многолетье,

Прославившимся исполать!

Раздолье жить на белом свете,

И без конца морская гладь.

И русская судьба безбрежней,

Чем может грезиться во сне,

И вечно остается прежней

При небывалой новизне.

И на одноименной грани

Ее поэтов похвала,

Историков ее преданья

И армии ее дела.

И блеск ее морского флота,

И русских сказок закрома,

И гении ее полета,

И небо, и она сама.

И вот на эту ширь раздолья

Глядят из глубины веков

Нахимов в звездном ореоле

И в медальоне — Ушаков.

Вся жизнь их — подвиг неустанный.

Они, не пожалев сердец,

Сверкают темой для романа

И дали чести образец.

Их жизнь не промелькнула мимо,

Не затерялась вдалеке.

Их след лежит неизгладимо

На времени и на моряке.

Они живут свежо и пылко,

Распорядительны без слов,

И чувствуют родную жилку

B горячке гордых парусов.

На боевой морской арене

Они из дымовых завес

Стрелой бросаются в сраженье

Противнику наперерез.

Бегут в расстройстве стаи турок.

За ночью следует рассвет.

На рейде тлеет, как окурок,

Турецкий тонущий корвет.

И, все препятствия осилив,

Ширяет флагманский фрегат,

Размахом вытянутых крыльев

Уже не ведая преград.

Март 1944

 

Ожившая фреска

Как прежде, падали снаряды.

Высокое, как в дальнем плаваньи,

Ночное небо Сталинграда

Качалось в штукатурном саване.

Земля гудела, как молебен

Об отвращеньи бомбы воющей,

Кадильницею дым и щебень

Выбрасывая из побоища.

Когда урывками, меж схваток,

Он под огнем своих проведывал,

Необъяснимый отпечаток

Привычности его преследовал.

Где мог он видеть этот ежик

Домов с бездонными проломами?

Свидетельства былых бомбежек

Казались сказачно знакомыми.

Что означала в черной раме

Четырехпалая отметина?

Кого напоминало пламя

И выломанные паркетины?

И вдруг он вспомнил детство, детство,

И монастырский сад, и грешников,

И с общиною по соседству

Свист соловьев и пересмешников.

Он мать сжимал рукой сыновней.

И от копья архистратига ли

По темной росписи часовни

В такие ямы черти прыгали.

И мальчик облекался в латы,

За мать в воображеньи ратуя,

И налетал на супостата

С такой же свастикой хвостатою.

А рядом в конном поединке

Сиял над змеем лик Георгия.

И на пруду цвели кувшинки,

И птиц безумствовали оргии.

И родина, как голос пущи,

Как зов в лесу и грохот отзыва,

Манила музыкой зовущей

И пахла почкою березовой.

О, как он вспомнил те полянки

Теперь, когда своей погонею

Он топчет вражеские танки

С их грозной чешуей драконьею!

Он перешел земли границы,

И будущность, как ширь небесная,

Уже бушует, а не снится,

Приблизившаяся, чудесная.

Март 1944

 

 Победитель

Вы помните еще ту сухость в горле,

Когда, бряцая голой силой зла,

Навстречу нам горланили и перли

И осень шагом испытаний шла?

Но правота была такой оградой,

Которой уступал любой доспех.

Все воплотила участь Ленинграда.

Стеной стоял он на глазах у всех.

И вот пришло заветное мгновенье:

Он разорвал осадное кольцо.

И целый мир, столпившись в отдаленьи,

B восторге смотрит на его лицо.

Как он велик! Какой бессмертный жребий!

Как входит в цепь легенд его звено!

Все, что возможно на земле и небе,

Им вынесено и совершено.

Январь 1944

 

Разведчики

Синело небо. Было тихо.

Трещали на лугу кузнечики.

Нагнувшись, низкою гречихой

К деревне двигались разведчики.

Их было трое, откровенно

Отчаянных до молодечества,

Избавленных от пуль и плена

Молитвами в глуби отечества.

Деревня вражеским вертепом

Царила надо всей равниною.

Луга желтели курослепом,

Ромашками и пастью львиною.

Вдали был сад, деревьев купы,

Толпились немцы белобрысые,

И под окном стояли группой

Вкруг стойки с канцелярской крысою.

Всмотрясь и головы попрятав,

Разведчики, недолго думая,

Пошли садить из автоматов,

Уверенные и угрюмые.

Деревню пересуматошить

Трудов не стоило особенных.

Взвилась подстреленная лошадь,

Мелькнули мертвые в колдобинах.

И как взлетают арсеналы

По мановенью рук подрывника,

Огню разведки отвечала

Bся огневая мощь противника.

Огонь дал пищу для засечек

На наших пунктах за равниною.

За этой пищею разведчик

И полз сюда, в гнездо осиное.

Давно шел бой. Он был так долог,

Что пропадало чувство времени.

Разрывы мин из шестистволок

Забрасывали небо теменью.

Наверно, вечер. Скоро ужин.

В окопах дома щи с бараниной.

А их короткий век отслужен:

Они контужены и ранены.

Валили наземь басурмане,

Зеленоглазые и карие.

Поволокли, как на аркане,

За палисадник в канцелярию.

Фуражки, морды, папиросы

И роем мухи, как к покойнику.

Вдруг первый вызванный к допросу

Шагнул к ближайшему разбойнику.

Он дал ногой в подвздошье вору

И, выхвативши автомат его,

Очистил залпами контору

От этого жулья проклятого.

Как вдруг его сразила пуля.

Их снова окружили кучею.

Два остальных рукой махнули.

Теперь им гибель неминучая.

Вверху задвигались стропила,

Как бы в ответ их маловерию,

Над домом крышу расщепило

Снарядом нашей артиллерии.

Дом загорелся. B суматохе

Метнулись к выходу два пленника,

И вот они в чертополе

Бегут задами по гуменнику.

По ним стреляют из-за клети.

Момент и не было товарища.

И в поле выбегает третий

И трет глаза рукою шарящей.

Все день еще, и даль объята

Пожаром солнца сумасшедшего.

Но он дивится не закату,

Закату удивляться нечего.

Садится солнце в курослепе,

И вот что, вот что не безделица:

В деревню входят наши цепи,

И пыль от перебежек стелется.

Без памяти, забыв раненья,

Руками на бегу работая,

Бежит он на соединенье

С победоносною пехотою.

1944 

 


Советы приходящим в храм

Наш адрес

140130, Московская обл., Раменский г.о., д.п.Кратово, ул.Нижегородская, д. 17

тел. (495) 556-10-43,

(925) 654-19-11

Схема проезда

Поиск по сайту

Наш баннер