Не согрета ничьей привязанностью…
А.П.Чехов
Для чего ныне попущено человекам испытывать чувство особенного одиночества? Думается, что только для одной цели: через одиночество среди людей почувствовать, что ты не одинок, что с тобою твой Творец, что ты не оставлен Господом Iисусом Христом! Вот когда ты возопишь: вскую меня оставил? – вот тогда будет истинное одиночество, название которому – оставленность. А это – смерть… и не какая-нибудь, а вторая.
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Татьяна – любимый образ Пушкина.
Сколько дивных образов прекрасных людей преподнес человечеству Александр Сергеевич: Самсон Вырин, Петр Гринев, Лиза Муромская, Маша Миронова, справедливый и трудолюбивый Балда, царь Салтан, князь Гвидон и проч., и проч., – любящие и благородные его персонажи, русские душой.
Но любимый его образ… – Татьяна Ларина!
Пушкин знал не всё, но всё чувствовал, – донес до нас знавший хорошо Пушкина Николай Васильевич Гоголь.
Что же особенно чувствовал Александр Сергеевич?
Наступление глобального ОДИНОЧЕСТВА.
Ясно, что ранняя смерть не позволила ему раскрыть глубину важности ОДИНОЧЕСТВА, которое-то только и способно развеять море суеты и избавить рассудок от изнеможения, наполнив его радостью страдания за Истину.
Вот, тут и время остановиться. Потому что нависает новый решительный вопрос: что строить? Стены ли, мосты ли… а, может быть, лестницу? Ту лестницу, которая зовется лествицей! А вот для строительства этой лествицыодиночество-то – не только не помеха, а самое что ни на есть подспорье.
Так, может быть, Господь для нашего спасения, для постройки спасительной лествицы и попускает нашему времени столь распространенное ныне одиночество, когда никто не согрет ничьей привязанностью? Потому что:
Истинное счастье невозможно без одиночества.
А.П.Чехов
Почему праведная душа стремится в затвор, желает поселиться в пещере, убегает в пустыни и глухие леса?
И только по одной единственной причине — чтобы сохранить благодать Божию, которая выше всякого счастья и которую способно сохранять только одиночество. Одиночество-то такое — ведь только внешнее, внутренне-то — какое это одиночество, если с тобой Сам Господь, Божия Матерь и все угодники Божии!
И по лествице легче карабкаться, пребывая в ОДИНОЧЕСТВЕ.
Не к этому ли подходил и Пушкин, заканчивая главное свое сочинение «Евгений Онегин» словами:
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним…
Оставленность людьми и Оставленность Богом – это, как говорят в одном городе, две большие разницы.
Если ты сам оставляешь мiр, потому что мiр во зле лежитъ, то такое оставление мiра может привести и к гордости, и к прелести — мол я лучше, чем они. Вот за такое и Бог может оставить.
Один молодой монах спросил у старца:
— Отче, должен ли я теперь полностью отречься от мiра? (То есть, добровольно принять одиночество)
— Не безпокойся, — ответил старец, — если твоя жизнь действительно будет христианской, мiр немедленно сам от тебя отречется.
А вот, если мiр тебя оставляет, то ты уже сокрушаешься, что ты хуже всех, никак не будешь превозносить себя, а, значит, смиришься. Вот тогда, возможно, Бог и не оставит.
Ну, а стихотворение, признанное мiровой экспертизой вершиной поэзии человечества, стихотворение, которое каждый русский знает наизусть, разве оно не об одиночестве? Об одиночестве, о том самом, по которому грустит русская душа.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.
М.Ю. Лермонтов
И песнь песней одиночеству Господь тоже вручил Лермонтову — это его «Мцыри».
Но только Мцыри-то и показал, как невозможно принять человеку одиночество, если оно не дано ему Богом, когда одиночество – не дар Божий.
одну — но пламенную страсть!
Какую же?
от келий душных и молитв
в тот чудный мир тревог и битв,…
где люди вольны, как орлы.
Вот как тяжко оно – о д и н о ч е с т в о Мцыри!
Без избрания Божьего одиночество человеку не под силу. Об этом – «Мцыри».
Есть ли пример величия одиночества, когда ни одна мечта не звала человека в тот чудный мир тревог и битв,… где люди вольны, как орлы?
Есть, и не мало.
Но самый яркий пример, вершина, гимн одиночеству – это житие Святого Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Iоанна, ОДИНОЧЕСТВО которого до сих пор имеет влияние на каждого из нас.
Вот как это показал святитель Лука (Войно-Ясенецкий):
“О младенческих годах Предтечи мы знаем, что он возрастал и укреплялся духом и был в пустынях до дня явления своего Израилю. Прожил он в пустыни в глубоком одиночестве лет до тридцати. Никаким рукодельем он не занимался, книг не имел, да и читать не умел. Что делал он там?
Такие философы, как Декарт и Кант, долгие часы и дни неподвижно сидели в креслах, погруженные в размышления. Но глубже философии – богомыслие, высшая форма молитвы без слов, которую святые отцы называют умной молитвой. Подобное делание нес и святой Iоанн Предтеча. В глубоком молитвенном общении с Богом возрастал его великий дух, его понимание путей спасения, которым он должен научить погибающий в грехах народ, исправить их кривые и лукавые пути. Потому эта проповедь имела огромную силу, привлекавшую к нему тысячи людей, погрязших в суете мiрской жизни”.
Так, через Мцыри и Iоанна Крестителя открылись два вида одиночества. Одно – раскрытое Лермонтовым, кстати, поставившим эпиграфом к “Мцыри”: Вкушая вкусих мало меду,.. и се, аз умираю. (1 Царств 14, 43).
Другое – Iоанном Крестителем, который закончил свой земной путь радостью страдания за Истину.
