На именины Марии Николаевны собрались родные и друзья. Когда подали чай, именинница обратилась к молодому священнику:
— Отец Павел, расскажите-ка нам что-нибудь полезное.
Священник смутился, склонил голову, а потом твердо ответил:
— Простите, но мне хочется послушать мудрых.
В числе гостей были: игумения женского монастыря с казначеей, профессор истории, старый монах, известный ученый и другие лица.
Разговор собравшихся постепенно перешел на личность отца Иоанна Кронштадтского.
— Моя старшая сестра, — рассказывал профессор, — будучи небольшой девочкой, пробралась в подъезд того дома, в который приехал отец Иоанн. Народу в ожидании выхода Батюшки набралась тьма. Кое-как сделали проход, чтобы дать ему возможность выйти, а сестру, как маленькую, протиснули вперед. Она рассказывала, что страшно волновалась, ожидая выхода Батюшки, а когда он появился в дверях, поразилась необычайным блеском его глаз и сиянием лица, ей было трудно на него смотреть.
Наступила пауза.
— Мать Мария, расскажи и ты про дорогого Батюшку, — обратилась игумения к своей казначее,
— Благословите, — поклонилась монахиня и начала. — Семья наша жила в Кронштадте. Отец вскоре после моего рождения умер, а мать, чтобы прокормиться, пошла работать в модную мастерскую.
Когда мне исполнилось восемь лет, она отдала меня в школу. Походила я несколько месяцев, и вдруг заболело у меня ухо, да так сильно, что хоть кричи. У нас в школе был свой врач, он осмотрел ухо и сказал: «Надо делать операцию. Завтра я свезу тебя в больницу».
Пришла я домой, голова болит, в ухо стреляет, ну совсем больна. Мать вернулась с работы, я плачу и рассказываю, что доктор повезет меня завтра на операцию, а я боюсь.
Села мама, пригорюнилась, потом говорит: «Одевайся, пойдем к отцу Иоанну, что он скажет, то и сделаем».
Пришли мы к батюшкиному дому, позвонили, прислуга нам открыла и провела в кабинет. Батюшка встретил ласково, благословил, потом развязал мне платочек, посмотрел ухо и стал молиться. Помолился и сказал: «Не надо операции делать, так пройдет». Подарил мне иконку, апельсин, коробочку конфет и отпустил.
Вышли мы с мамой на улицу, а я прошу: «Посмотри на ухо, оно у меня болеть перестало». Мама тут же сняла платок, посмотрела, а ухо здоровое, только маленькое розовое пятнышко возле него осталось.
Обрадовались мы — и скорей домой.
На другой день доктор зовет: «Едем, Глаша, в больницу». А я ему отвечаю: «Не надо, у меня все прошло». Он не поверил, осмотрел хорошенько и спрашивает: «Что тебе с ухом делали?» — «А ничего, просто мы с мамой вчера к отцу Иоанну ходили». — «Ну, если к отцу Иоанну, то понятно, — ответил доктор. — Он все может».
— Это лично с вами было? — заинтересовались гости.
— Со мной, со мной, — улыбнулась мать Мария. — А еще я такой случай знаю. Служил дорогой Батюшка молебен, а моей маме посчастливилось стоять с ним почти рядом. Он молится, а она на него смотрит и думает: «Умрет наш Батюшка, к кому тогда за утешением ходить будем? Хотя бы нам мощи свои оставил». А он поглядел на нее да и говорит: «Стоит ли? Времени больно мало остается». Потом подумал и добавил: «Но по милосердию Божию, может быть, время и продлится».
Только мать Мария успела закончить свой рассказ, как в комнату вошел высокий седой священник. Все, радостно приветствуя, направились к нему. Когда общее оживление улеглось и все вновь сели за стол, Мария Николаевна принялась потчевать запоздавшего гостя. Выбрав удобный момент, она сказала:
— Ваш приход, дорогой отец Владимир, вдвойне приятен: рады увидеть вас после долгой разлуки и жаждем услышать о вашей поездке на Святую Землю.
Отец Владимир рассмеялся:
— Меня теперь везде встречают такими словами. Но сегодня я ограничен временем, и потому отложим мой рассказ до следующей встречи.
— Батюшка, мы завтра с матерью казначеей возвращаемся в монастырь и вас не услышим, будьте милостивы, расскажите хоть немного, ведь душа горит, — взмолилась игумения.
— Хорошо, — подумав, согласился отец Владимир. — Я расскажу сегодня только об одном событии, происшедшем со мной в Палестине. Итак, слушайте!
Свое паломничество по Святой Земле мы совершали по заранее составленному для нас маршруту, в сопровождении гидов.
В назначенный день нас повели к Вифлеемской пещере, где родился Господь наш Иисус Христос. Шел я в самом радостном настроении, ведь сбылась мечта моей жизни — я в Палестине, иду по земле, которой касались стопы моего Господа, Его Пресвятой Матери, апостолов, мироносиц. От счастья мне хотелось петь во весь голос. Но чем ближе мы подходили к цели нашего путешествия, тем заметней тускнела моя радость и, наконец, сменилась тревогой, которая перешла в страх такой силы, что у меня нет слов передать.
А появился он оттого, что родилась грозная мысль: с чем я иду к месту рождения нашего Спасителя, что доброе несу Ему за все то, что Он туне* дал мне? Добрые дела? Так их не видно за дурными. Свои слезы? Но это же вода, которая сейчас льется, а через минуту высыхает, и даже в памяти не остается, от каких причин она лилась. Покаяние? А где его мощная сила, стирающая все грехи? Нет у меня такой. Что же я принесу, старый иерей, своему Господу?!
И стало мне, дорогие мои, не только страшно, но и по-человечески стыдно. Нечего принести…
Люди пошли к пещере, а я остался в стороне, рыдая в тоске и ужасе.
Вдруг вспомнил: я — благочинный, у меня много врагов, сколько с ними было ссор, лютой вражды… Прощу всех?
И завопил я во всю мочь в своем сердце: «Господи, ради Тебя прощаю всех сделавших мне зло, всех врагов, какие у меня есть!»
Я вопил отчаянно. Потом чувствую — покой сошел в мое сердце. Тогда я понял, что можно, — и подошел к пещере…
Отец Владимир давно окончил свой рассказ, а молчание, пришедшее после него, не уходило. Кто вытирал глаза, кто сидел задумавшись, и сам отец Владимир был взволнован.
— Как прекрасно все услышанное нами, — раздался старческий голос. — Спасибо вам от всей души! В Писании сказано, что надо оглашать все, что может укрепить веру в сердце человека и послужить славе Божией. Выслушав ваши замечательные рассказы, и мне захотелось не утаить от вас великой милостыни, посланной мне Господом.
— Расскажите нам, дорогая Валентина Ивановна, — попросила старушку хозяйка дома.
— Все мои родные давно умерли, — начала Валентина Ивановна, — и я осталась одна. Пенсия маленькая, годы большие, да еще ноги сильно болеть начали. Часто случалось, что в магазин за продуктами не могу пойти, а послать некого, и сижу голодная день и больше. Выпадали и такие случаи, что ноги не болят, а денег нет. Уныние на меня нашло: как дальше жить буду?
Зашла ко мне в момент такой печали духовная дочь владыки Афанасия (Сахарова) и посоветовала: «Каждый раз, когда после еды благодарите Господа, то в конце читайте молитву пророку Илие, он — покровитель одиноких людей, и вас не оставит. Так меня владыка научил». И дала мне составленную епископом Афанасием молитву к пророку. И начала я ее читать.
С тех пор все изменилось. Сама не знаю, каким образом это получается, но без пищи я не бываю — или кто зайдет и я попрошу купить, или посылку получу, или дойду сама.
Но мало этого — пророк Илия, живший тысячи лет тому назад, стал мне доступным и близким. Я его не только о пище прошу, но и о вразумлении, и одинокой, как раньше, себя не чувствую: воззову, а пророк слышит.
Глаза слушателей ласково смотрели на раскрасневшуюся Валентину Ивановну.
— Дайте и нам эту молитовку, — попросил старый монах.
— С радостью! Записывайте:
«Во плоти ангел, пророков основание, вторый предтеча пришествия Христова, Илия славный, от ангела пищу приемый и вдовицу сарептскую во время глада препитавый, сам и нам благодатный питатель буди».
— Славное у вас нынче застолье было, — сказал Марии Николаевне, прощаясь, отец Павел. — Я много почерпнул для себя мудрого.
Туне — даром.
