Слово перед исповедью
Как-то мы, духовники Московской епархии, собрались в Великий пост, и один из наших братьев сказал:
– Вот, священникам дана власть: то, что свяжут на земле, будет связано на Небесах, то, что разрешат на земле, будет разрешено на Небесах. А всегда ли это так бывает?..
И ответ был дан страшный: «Не всегда».
То есть, бывает ли так, что священник говорит: «Прощаю и разрешаю», а Господь говорит: «А Я не прощаю и не разрешаю»? Да, так бывает. И, видимо, очень часто. Святые отцы говорят об этом так: «Тогда, когда человек не оставляет грехи».
Вот я сейчас прочитал постепенно почти все записки, которые мне дали… Ну, многое я уже знаю, потому что люди одни и те же примерно. И всё то, что пишется, – это просто перечень того, что мы делаем нехорошего. Но если это одно и то же, – значит, нет исправления. А нет исправления – значит, видимо, нет прощения. Это страшно…
То есть, мы назвали что-то на исповеди – и продолжаем это делать. Назвали – и продолжаем делать…
Если первый раз ты, может, сделал, не задумываясь, то потом ты уже говоришь, что это нехорошо – и делаешь. Значит, уже сознательно делаешь. И грех становится еще тяжелее. Человек уже привыкает к этому. Ему кажется, что это всё проходит, – на самом деле это не так. Увы, не проходит. Увы, это накапливается. И вот это самое страшное. Самое страшное, что мы не исправляемся.
Помните слова, которые сказал Иоанн Предтеча: Сотворите убо плоды достойны покаяния и не начинайте глаголати в себе: отца имамы Авраама… (Лк. 3, 8)? Так же и у нас часто бывают разговоры – о том, что мы, мол, православные… Так-то оно так. Но какие? Какие православные? Не говорите, что вы православные, если вы живете не по-православному.
И вот получается так – взрослые ли, дети ли: дрался, ругался, завидовал, осуждал, еще какие-то пакости творил… И каждый раз – одно и то же всё…
Конечно, Господь ведает, имеет человек намерение или не имеет оставить грех, и насколько имеет намерение. Поэтому священник читает эту молитву: Прощаю и разрешаю… На самом деле, прощается или не прощается – это зависит от нас. Господь-то желает нам всё это простить. Но мы, к несчастью, не желаем это оставить. И поэтому получается так. Сначала человек кается и говорит, что вот, мол, он то-то и то-то сделал. Через некоторое время пишет, что еще хуже стал делать. Это значит: еще больше погрязает в грехе. То есть, и те грехи не простились, и эти уже не прощаются, и человек призывает на себя, получается, не милосердие, а гнев Божий. И вот это-то страшно.
Почему и жизнь сейчас такая: то там, слышишь, какое-то несчастье произошло, то там… Милосердие Божие еще терпит. Еще ждет: когда же люди одумаются? Но, увы, многие не одумаются. И вот это-то и страшно…
Вот сейчас идет служба, уже нужно идти в алтарь, совершать Богослужение дальше… Потом будет еще что-то, другие требы… Поэтому мне подают записочки с грехами – я читаю, но… Каждому отдельно я не буду говорить – каждый знает за собой. Нужно остановиться. Нужно начать с чего-то. Где-то нужно начать сдерживаться. Потому что иначе будет накапливаться, как снежный ком. И всё больше и больше. Как сказал апостол: Ядый и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не разсуждая Тела Господня. Сего ради в вас мнози немощни и недужливи, и спят довольни (1 Кор. 12, 29-30). То есть, потому вы, говорит, и болеете, и скоропостижные смерти, и всякие несчастные случаи, – оттого что недостойно приступаете к Чаше Тела и Крови Христовой. Это когда еще апостол сказал, и так это и продолжается.
Действительно, недостойно приступают… Ходят в церковь… И хорошо, хоть ходят все-таки… Это не значит, что если не исправляются, то и ходить не нужно. Может, когда-то все-таки, по милосердию Божию… Как говорят святые отцы: «Если мы грехи не оставляем, то грехи оставляют нас». Ругался-ругался со всеми на работе – наконец, выгнали с работы: вот, теперь не с кем больше ругаться. Вот, бегал-бегал, потом – раз! – ногу сломал и уже не бегает. Дрался – руку сломал, значит, уже драться не сможет, потому что рука сломана. Вот, копался во всяких чужих грехах, помнил – потом стал бестолковым, всё вообще стал забывать… Почему? А что толку, что память была? Хорошо еще, если б хорошее помнил, а ведь помнят всё больше плохое. Начинаются болезни всякие… Потому что человек не исправляется. А когда прихватит что-то – особенно, если как следует, – то уж не о чем думать, лишь бы только отлегло. Вот только тогда, бывает, и перестаешь думать о всякой гадости… Но этого дожидаться не нужно, когда прихватит так, что уже ни до чего. Нужно каяться и исправляться.
Вот, пост уже почти прошел… Все-таки пост – какая-то работа, хоть какое-то ограничение… Но и тут: слабость, мол; поститься, как подобает, не можем; это нужно для подкрепления здоровья… Не-ет! Всё это – самооправдание. Преподобного Амвросия Оптинского спрашивала одна раба Божия: можно ли, мол, с маслом есть? С растительным, естественно, когда полагается без растительного масла. А он ей отвечает: «Что, — говорит, — не хочешь быть здоровой, что ли?»
То есть, человек, нарушая пост, вредит своему здоровью. И если он считает, что он этим якобы поправляет свое здоровье, – это самообман. И примеров тому достаточно.
Вон Афон во все времена, я помню, читал, да и в наше время, я знаю просто, Господь сподобил бывать там – некоторые даже рыбу там вообще не едят. И вкушают столько, что мы подумаем: да так ведь умрешь, – а они ничего, живут. И как живут: средний возраст — девяносто лет! Причем, в полной силе.
Всем известный, почитаемый преподобный Силуан Афонский мешок в сто килограмм кидал – только так. А пост соблюдал! Сила-то – она ведь от Бога, а не от еды. От еды максимум, что может быть, – жир. А сила – от Бога и от того, как человек трудится. Это известно. Если человек не будет трудиться, он будет хилым. Потому что мышцы-то развиваются от работы, а не от еды.
Раньше все люди соблюдали в основном всё. Насколько возможно было, старались. И сила, слава Богу, была. Так, что, бывало, в телегу впрягались – там, где лошадь не могла, сами вытаскивали. Во, какие люди были! И соблюдали всё…
У преподобного Серафима сила была большая. У преподобного Сергия, по преданию, была сила двух человек. А в житии мы читаем, он, бывало, корочкой сухой питался, да еще плесневелой…
Так что не от питания у нас силы. И болезни сейчас именно от того, что люди не соблюдают то, что положено, а наоборот всё нарушают, и от того, что просто ничего не делают, – организм не трудится. Раньше-то шевелились люди.
Вот, вспоминаешь сейчас людей, старушки были: им по восемьдесят с лишним, по девяносто лет, а они двигались, всё что-то делали… А сейчас, как снопы, валятся: в пятьдесят, в шестьдесят, да ещё и меньше…
Так что ни продолжительность жизни, ни сила, увы, не зависят от того, как человек питается. Некоторое значение это иногда имеет – иногда! – но в основном не от этого.
Те, которые живут в достатке и имеют возможность питаться, как следует, – они, увы, много больше не живут. Иногда даже меньше живут, чем другие. Всё равно умирают. Как ни пытаются поддержать себя всякими там «допингами», как говорится, всех сортов, всё равно ведь и болеют, и умирают так же.
Когда люди усердно трудились, когда, может быть, даже более скудно жили и из-за этого постились… Ну, вот, я сам жил в войну, в послевоенные годы – и что? Нечего вообще было есть. Была хоть какая-то еда – картошка, хлеб – слава Богу! Ну, хлеб – это вообще было… Я до сих пор горбушку вспоминаю, потому что это было что-то уже сытное такое – горбушка, корочка…
У нас раба Божия была такая, я помню, – Царствие Небесное! – Вера, она фельдшером работала в Сетуни. Она мне говорила: «Вы знаете, батюшка, нам перед войной медикам не могли найти для примера ракового больного в поликлинике». Не могли найти для примера будущим медикам! Не могли часто найти в ближайшем окружении найти инсульты, инфаркты… Люди трудились тогда, всё-таки двигались.
И, конечно, закваска была еще старая. Потому как, что такое – перед войной? Перед войной – это значит, если человеку сорок лет, он был девятисотого года рождения, то из них семнадцать лет он жил при Царе. При том самом режиме, от которого постарались скорей избавиться и стали потом уже катиться под горку… А вот в то время как раз, действительно, жили – и трудились. Когда так называемый нэп-то был, и бабушка, говорили, скажет: «Сходите, принесите черной икры», – а ей отвечали: «Да нету, бабушка». Она им говорит: «Да куда же она делась? Бочками стояла».
То есть, всё это указывает на то, что когда люди трудились, постились, Господь и давал всё. И здоровье давал, и силу. А когда перестали трудиться и поститься, тут всё и поехало…
Действительно, даже, вот, говорят, машина, если она будет стоять, не ездить, то сгниет быстрее, чем на ходу. Железяка! А уж человек-то – тем более…
Поэтому, нечего нам оправдываться своими немощами. Прости нас, Господи! И немощи-то — по грехам нашим и следствие наших грехов.
А распущенность, дальше… А сколько времени тратим на разговоры, на развлечения…
Раньше многого из этого вообще не было. Это на моей памяти появилось – помню, как услышали, что такое телевизор. Сейчас не могут от этого отстать, а раньше их просто не было! И люди спокойно жили. Сколько же времени было у них! Спокойно жили без «последних известий», вообще без всяких этих «известий». Одного из моих детей спросили на работе: «Как же ты живешь без телевизора?» Он говорит: «Так же, как вы, только значительно спокойнее». Переживаешь из-за того, что тебе покажут, что уже было, что уже прошло… И так ли это было, и что покажут еще… И вот на это человек тратит силы, время жизни…
Раньше нужно было потрудиться: в кино сходить — в очереди постоять, билет достать. А теперь – не поднимаясь с дивана можешь смотреть, пульт есть, уже не нужно даже и к «ящику» подходить. Естественно, всё атрофируется, что ж тут удивляться? Сначала мышцы, потом постепенно начинают атрофироваться мозги. Вот сейчас все дети увлекаются компьютерами, – и там они уже ничего не соображают, а только нажимают на кнопки, они уже мыслят по программе, закованы в нее. И потому – узость мышления.
Раньше-то, когда у людей была вера, – у них шире было мышление, чем у тех, которые говорят: «Вот этого нет! Этого не может быть, потому что быть не может! Только то, что потрогаешь, то и есть, а то, чего потрогать не можешь, того уже нету». Хорошо, если не потрогал Антарктиду, так ее и нет уже, что ли? Это всё чушь. Хорошо, а как потрогать силу воли? Чем ее ухватить: есть она или ее нету? У большинства, видимо, нет. Потому что, когда начинается борьба с грехом, ее-то как раз и не хватает. То есть, третьей сущности человеческого естества. Есть чувство, ум и воля. Вот они-то как раз и таковы: чувства захиревшие, ум притупившийся, уже безсмыслица полная, и воля тоже слабенькая.
И вот, вид человеческий есть, а начинки-то там человеческой уже нету, того, что от образа Божия. Таково несчастное состояние современного человечества. Полное отупение. Безумие, иначе не назовешь, — что происходит в смысле поведения. Уж не говоря о грехах таких, как говорится, обычных, житейских, еще изобрели такие грехи, которые даже и в голову не придут. Чего только ни напридумывали, какой только гадости. И стали еще проповедовать всё это, и стали еще объединяться в соответствующие общества. «Это, – говорят, –самовыражение». Самоиспражнение это, а не самовыражение! Потому что, действительно, испражняется всякая скверна.
Так что нужно задуматься. И над своей душой начать трудиться. Иначе дальше уже и сам будешь гибнуть, и вокруг всё будет рушиться. Потому что сказано: «За покаяние прибавлю, за беззаконие убавлю». Поэтому всё будет идти на убыль.
Прости нас, Господи, согрешили гордыней, самомнением, самооправданием, тщеславием, своеволием, упрямством, нежеланием уступить, услужить ближнему. Нет смирения. Любви нету. Прости, Господи! Озлоблением всевозможным. Злорадством. Злословием. Сквернословием. Укорением. Самооправданием и осуждением других. Леностью к молитве, к посещению храма Божьего, к исправлению своей души, к деланию добрых дел. Прости, Господи!
Кто-то очень метко подметил, что основной двигатель прогресса – это лень. Потому сейчас такой расцвет прогресса – потому что лень расцвела. Только и придумывают: что бы делать, чтобы ничего не делать. Безумие заключается в том, что люди стремятся ничего не делать – и это с детства уже: не хотят учиться, – но дальше-то этот, как говорят, «прогресс» при помощи лени сам пилит сук, на котором сидит. То есть, люди просто перестанут учиться. А неучи чего могут достигнуть, что они могут сделать? Ничего. Или натворят такого, что потом не расхлебаешь. И что еще будет! Будут рушиться дома… Это уже наступает, уже сейчас рушатся. Кто-то, видимо, плохо учился, небрежно относился к делу, некачественно проектировал, строил, и в конце концов получилось строение такое, что оно рухнуло. Одно падает, другое, третье… Потом пытаются разбираться: почему, отчего…
А если за деньги поступать и за деньги получать диплом врача? И потом тебя этот врач будет как-нибудь лечить, оперировать – что из этого получится? Даже представить себе невозможно…
Скоро спохватятся. Будет на вес золота человек, который что-то понимает , в чем-то разбирается.
Сначала стремятся всё только продавать и только покупать. Тут хитрят, там обманывают… Но в конце концов нужно будет что-то и производить. А когда приходится уже здоровье человеческое поправлять, то тут, конечно, всё не так просто…
Так что мы делаем то, про что говорят: «Сама себя кума бьет, что нечисто жнет». Поступая так, мы сами себе готовим соответствующую жизнь. Прости, нас, Господи!
Согрешаем сребролюбием, привязанностью к комфорту, вообще к земным благам.
Люди попали в рабство комфорта, всех этих достижений. И в результате всё пришло к тому, что человек незаметно, сам того не сознавая, превратился в придаток того, что он придумал. Ну, вот едет человек на машине: вроде он ею управляет, – но это как сказать. Остановись – а ты не можешь остановиться, и улетел куда-то. Сколько сейчас примеров таких…
То же самое – несчастные эти компьютеры. Это машинка для каких-то целей, просто справочник. А человек уже не может от нее отстать. И, кроме наркомании обычной, физической, медицинской, существуют уже теленаркомания, мелонаркомания, компьютеромания, спортивная наркомания… Это всё тоже как наркотик действует.
Вот сейчас вышла интересная книжечка Ивана Ильина, одного из наших мыслителей. Открыл ее случайно, а там – глава «Любопытство». Любопытство, пишет он, – это поверхностное скольжение: не в глубину заглянуть, а вот больше-больше-больше узнать-узнать, новизну-новизну какую-то… Так он описывает это состояние ужасное любопытства: как волк скотину режет-режет, хотя ему столько не нужно. И здесь тоже: человек стремится узнавать-узнавать-узнавать, новости-новости… Хотя, говорит, на самом деле нужно остановиться на том, что есть, уйти в глубину, и тогда старое станет новым.
Я помню, в детстве кто-нибудь любопытничает, а кто-то из детей говорит: «Любопытство не порок, а большое свинство». Вспоминаешь это и думаешь: а ведь, пожалуй, очень даже большое свинство-то… Потому что на самом деле: вот это, вот это узнал — ну, и что дальше? Да тут хотя бы с собой разобраться…
Вот это-то как раз – труд над своей душой – мало у кого есть. Интересуются всем на свете, всем, что есть вокруг, – кроме себя.
Пример этому – сама наука. Летают в космос, на Луну, на Марс, а Землю насколько знаем? Мы ведь живем на Земле. Туда, вовне, проникли на тысячи километров, а внутрь своей планеты – всего на несколько километров.
Прости нас, Господи, безумных! Потому что мы, действительно, не занимаемся своей душой. А все мы неизбежно – и дети, и взрослые, все, кто раньше, кто позже – приближаемся к исходу из этой жизни, к смерти своей. И к этому никто не готовится.
Мiр невидимый совершенно реально существует и действует. Два момента, которые присутствуют в жизни, и все это признают, свидетельствуют об этом. Первый – это когда мы говорим «Мне пришла мысль». А второй – когда говорят про кого-то: «Он не в духе». То есть, мысли, приходящие откуда-то, и вот этот дух – он на нас воздействует. И человек этому поддается, увы. И вот как раз с этого-то и начинается внутренняя борьба, с непринятия мыслей внутри себя, с противостояния этому духу.
Ты не в духе? Ну, мало ли, что не в духе! «Сильные духом» – откуда это выражение? Это именно о тех, которые, с помощью Божией, сильнее этого самого духа.
Согрешаем принятием блудных, нечистых, хульных помыслов всяких. Останавливаемся на них – и потом полезло в голову всё это, – и человек с ума сходит…
На самом деле, что касается веры, если оглянуться только на последнее тысячелетие-то, на историю только нашей страны – какой сонм свидетелей! Каких людей! Ученых. Военачальников. Писателей. Поэтов. Да и простых людей. Святых людей сколько! И что же они – не из-за чего, что ли, так думали?
Невольно возникает такой вопрос.
Раньше, сколько-то лет назад, везде говорили: «Бога нет». Хорошо, а Ломоносов дурак, что ли, был совсем – он же верил? Суворов – тоже идиот? Пушкин, Достоевский – это что, одни дураки? Да попробуй хоть что-нибудь из этого написать-то! Не напишешь… Так что же, они в одном были гениальны, а в другом ничего не соображали? Это всё настолько наивно! Не говоря уже о том, что столько было построено монастырей, храмов! Из-под палки? Или от нечего делать, что ли? Это вранье просто, чистейшее вранье, ложь.
И при этом еще иногда говорят, признают сквозь зубы: «А может быть, что-то такое и есть…» «Может быть»! Или еще куда-нибудь на Восток полезут… Что-то не видно, чтобы было какое-то духовное благоденствие на Востоке. Да и нигде…
Да, конечно, война против православной веры идет. Точно идет. И в нас самих, и вне нас. Да, поэтому и идет — потому что это истинное направление. А против остального особенно-то и не воюют, против чего там воевать…
